Политику государства в отношении религии и церкви в советский период нельзя воспринимать однозначно как на протяжении всей этой исторической эпохи, так и в её отдельные периоды. Политика эта менялась от ярой атеистической и насильственно безбожной, до веротерпимой на протяжении всего периода существования СССР. Несмотря на то, что в течение всей истории Советского Союза атеизм как мировоззрение культивировался и поддерживался властными структурами и партией.
Начальный период истории СССР был тяжёлым временем не только с политической и социально-экономической точки зрения. По русской культуре также был нанесён тяжелейший удар, выражавшийся в уничтожении и всяческом притеснении представителей интеллигенции, вынужденной эмиграции научной и культурной элиты, подрыве духовной базы народа через отрицание исторического прошлого, насильственном атеизме, репрессий в отношении представителей Русской Православной Церкви, уничтожение храмов.
Отношения Советского государства и церкви в 20-30-е годы ХХ века базировались на желании новой власти «вырвать» из сознания народа православную веру. Стоит отметить, однако, что гонениям подвергались не только представители Русской Православной Церкви. Насильственный атеизм и политика его культивирования в массы коснулась представителей всех религиозных конфессий без исключения, но основной удар наносился именно по Православию.
Декретом Совета Народных Комиссаров в 1918 году церковь отделялась от государства, а школа – от церкви. В том же году специально учреждённые органы приступили к ликвидации административно-управленческих структур Русской Православной Церкви. По завершении Гражданской войны в 1922 году был издан Декрет об изъятии церковных ценностей. Издание журнала «Безбожник» и учреждение организации «Союз воинствующих безбожников» в 1920-е годы стало очередным шагом атеистической пропаганды.
Общим результатом политики СССР в отношении церкви в 1920-30-е годы стало закрытие и уничтожение значительной части храмовых сооружений, а также арест подавляющей части духовенства и епископата Русской Православной Церкви, большинство из которых были расстреляны.
Существенные послабления для Русской Православной Церкви начались в годы Великой Отечественной войны. Вообще, роль И.В. Сталина в отношениях между властью и церковью очень неоднозначна. Известно, что ещё в 1923 году он был инициатором закрытия церквей и арестов религиозного характера, однако, в 1930 году его письмо «Головокружение от успехов» привело к выходу Постановления, обязывавшего прекратить практику закрытия церквей. Общая тенденция в отношениях государства и церкви в 1930-х, однако, не изменилась.
4 сентября 1943 года Сталин пригласил к себе на встречу представителей Русской Православной Церкви: митрополитов Сергия, Алексия и Николая. Результатом этой встречи стало возрождения Патриаршества, ряд послаблений по отношению к церкви со стороны государства. Сталин дал согласие на издание журнала Московской Патриархии, строительство духовной Академии и семинарий там, где они требуются, заверив, что препятствий этому никаких не будет. Именно ему принадлежала инициатива этой встречи, так же, как и шаги к частичному переосмыслению русской истории, искажённой коммунистической идеологией. Начиная с конца 1930-х годов, возвращаются имена русских полководцев, героев, подвиги русской армии, имена князей и царей, радевших за дело укрепления Государства Российского.
Задолго до этой исторической встречи, 22 июня 1941 года Патриарший местоблюститель митрополит Сергий в своём обращении к православным верующим призвал народ встать на защиту Родины. Тогда же он обратился с призывом начать сбор средств в фонд обороны страны. Только по приблизительным подсчётам верующие собрали не менее 300 миллионов рублей.
Учреждение в сентябре 1943 года, после данной встречи, Совета по делам Русской Православной Церкви было направлено на достижение и осуществление взаимодействия между правительством и патриархатом. В 1943 и 1944 годах выходят Постановления об открытии храмов, что приводит если не к резкому возрождению храмовых сооружений, то хотя бы к прекращению их разрушения и началу восстановления. Из ссылок и лагерей начинают возвращаться репрессированные священнослужители.
И хотя кардинального переворота в политике Сталина по отношению к Церкви не произошло, но именно при нём Русская Православная Церковь начала выходить из состояния разрухи. Однако, пришедший на смену «Отцу народов» Н.С. Хрущёв, известный своей «оттепелью», снова ужесточил политику в отношении церкви, оставаясь в этом вопросе гораздо более радикальным и последовательным «ленинцем», хотя исторические условия уже не позволяли ему «развернуться подобно вождю мирового пролетариата»…
В последние десятилетия приобрела популярность версия, что Сталин не только способствовал возрождению Русской православной церкви во время и после войны, но что он был втайне верующим человеком и предпринимал свои шаги не только по практическим соображениям, но и исходя из внутренних убеждений.
Сторонники этой версии любят опираться на тот факт, что Сталин в молодости был семинаристом, и утверждают, что он не до конца изжил из себя ту веру, которая двигала его желание стать священником. Насколько эта легенда соответствует действительности?
Вера Сталина.
Многие современники утверждали, что мать Сталина настаивала на его карьере священнослужителя и побудила его поступить в Тифлисскую духовную семинарию. По свидетельству преподавателя Московской семинарии в послевоенное время М.Х. Трофимчука, во время встречи Сталина с иерархами РПЦ в Кремле 4 сентября 1943 года вождь СССР будто бы спросил митрополита (будущего патриарха) Сергия Страгородского в ответ на его жалобу: «А почему у вас нет кадров?» Сергий, вместо того, чтобы сказать правду о тысячах священников, сгинувших в сталинских застенках, слукавил: «Кадров у нас нет по разным причинам. Одна из них: мы готовим священника, а он становится маршалом Советского Союза». Сталину понравилась шутка, и он якобы даже прослезился: «Да, моя мама очень хотела, чтобы я стал священником».
По некоторым свидетельствам, Сталин во время войны втайне молился, даже исповедовался и причащался, встречался с блаженной Матроной Московской и т.д. Такие свидетели в один голос утверждают, что Сталин был верующим человеком и лишь идеологические обстоятельства мешали ему открыто объявить об этом.
Покровительство церкви.
По мнению некоторых историков, послание местоблюстителя патриаршего престола, митрополита Сергия (Страгородского) к верующим с призывом: «дать отпор немецко-фашистским захватчикам» — было издано с прямого одобрения Сталина. Это воззвание стало распространяться с 10 часов утра 22 июня 1941 года, то есть на два часа раньше, чем с речью о начале войны выступил по радио В.М. Молотов и на одиннадцать дней раньше выступления самого Сталина. В этом они видят признак того, что Сталин уже тогда решил возложить на церковь миссию духовной мобилизации народа на Отечественную войну.
Встречаются также утверждения, что в декабре 1941 года, когда немцы стояли на пороге Москвы, Сталин пригласил в Кремль духовенство и попросил его совершить молебен о даровании победы. Тогда же, по его указанию, был совершён облёт вокруг Москвы на самолёте с Тихвинской иконой Богоматери из церкви близ ВСХВ (ВДНХ). Осенью 1942 года аналогичное действие было проведено в Сталинграде с Казанской иконой Богородицы. Рассказывают и о крестных ходах в Ленинграде, и других подобных акциях, которые совершались по указанию или с санкции Сталина в самые тяжёлые периоды войны.
Восстановление патриаршества.
Резкий поворот в политике Сталина по отношению к церкви связывают обычно с упомянутой встречей 4 сентября 1943 года. Сторонники версии о внутренних личных мотивах, побудивших Сталина пойти на восстановление патриаршества и других церковных институтов, отмечают то, что данный шаг был предпринят Сталиным не в 1941-1942 гг., а когда в войне наступил перелом. Следовательно, считают они, Сталин уже не нуждался в церкви как в инструменте мобилизации народа. Отсюда они делают вывод, что Сталин решил повернуться лицом к церкви только под воздействием собственной веры.
«Безбожная пятилетка».
Свидетельства из разных источников о том, что Сосо Джугашвили поступил в семинарию по настояниям матери, подтверждают, скорее, что он лично не испытывал сильного желания стать священником, но лишь исполнял свой сыновний долг. Учёбой в семинарии, как известно, Сосо тяготился, постоянно конфликтовал с наставниками, подвергался дисциплинарным взысканиям, именно тогда увлёкся запрещённой литературой и в конце концов был отчислен за неявку на экзамен.
Впрочем, весьма возможно, что Сталин, как и многие мятежные натуры во все времена, делал различие между верой в Бога и почитанием духовенства. Но даже это уже не согласуется с тем его портретом «покровителя церкви», который рисуют некоторые его нынешние апологеты.
В 1928 году в одном из интервью центральной партийной прессе Сталин заявил: «Надо пожалеть, что духовенство не было с корнем ликвидировано». В 1932 году была объявлена «безбожная пятилетка». К 1 мая 1937 года официально намечалось закрыть все храмы в СССР и ликвидировать духовенство как класс.
Церковь как инструмент.
Утверждения писателей недавнего времени о молебнах и облётах с иконами в 1941-1942 гг., равно как и о встречах Сталина с православными прорицателями, не подтверждаются надёжными источниками.
Действительно, в 1941-1942 гг. Сталин не занимался восстановлением и укреплением церковных структур. Он в них не нуждался именно в тяжёлый период войны. Церковь была настолько обескровлена сталинскими репрессиями (за один 1937 год было уничтожено 35 архиереев), что не играла заметной роли в духовной жизни СССР накануне и в первые два года Великой Отечественной войны.
Поворот в религиозной политике Сталина стал необходим как раз с началом освобождения западных территорий СССР. За время немецкой оккупации церковь пережила период возрождения. Немцы в практических целях поощряли открытие храмов, закрытых большевиками. Более того, германская армия брала на себя ответственность за возвращение церкви имущества, отобранного советской властью. Перед войной на Украине оставалось всего два действующих православных храма и ни одного монастыря. В конце 1942 года там насчитывалось уже 318 действующих храмов и 8 монастырей, в которых служили 434 священника, 21 диакон, 387 монахов и монахинь. Быстрыми темпами шло возрождение церкви также в оккупированных Белоруссии и Псковщине.
Сталин хорошо понимал, что священники и паства возрождённой в оккупации церкви это антисоветская сила. Ей было необходимо противопоставить свою «ручную» церковь, так как сам факт воскрешения церкви на оккупированной территории показывал, что довоенная атеистическая политика потерпела полный крах. Кроме того, Сталин имел широкие геополитические планы по расширению сферы советского влияния в мире после войны. Здесь церковь (не только РПЦ, но также Армяно-григорианская) могла сослужить хорошую службу. Был Сталин заинтересован пока и в хороших отношениях с западными союзниками, которые наращивали поставки материалов и вооружений, способствовавших скорейшей победе СССР.
Либерализация церковной политики благоприятно вписывалась в контекст нового имиджа СССР с его отказом от «мировой революции» и гимна «Интернационал», роспуском Коминтерна, возвращением многих дореволюционных названий городов и улиц и т.д. О том же, чтобы сделать церковь независимым институтом, как то следовало бы из советской конституции, и речи не шло. РПЦ стала одним из послушных орудий государственной политики в реализации политических планов Сталина.
Андрей Еременко
кандидат культурологии, доцент,
заведующий отделом истории, этнографии и природы КГИАМЗ
Среди многочисленных сталинских присказок была и такая: «Бог помогает большевикам». Принято считать, что именно война заставила Сталина пойти на сближение с Православной церковью. Отчасти это, наверное, так – институт патриаршества вождь воссоздал именно в годы Великой Отечественной. Тогда же «отец народов» разрешил и монашество – в 1938 году на территории СССР не оставалось ни одного монастыря, а к 1951-му их стало 89. Заметно выросло и число православных приходов – от 150 в 38-м до 8809 в 44-м году. Но вся правда в том, что и задолго до войны генералиссимус всеми силами поддерживал православие, порой серьёзно рискуя карьерой – если не жизнью вообще.
Сталин молился в кремлёвском храме и даже исповедовался – об этом свидетельствовали личный телохранитель, приёмный сын и внук советского руководителя. Хватало набожных людей и в сталинском Политбюро – глава Совнаркома и министр иностранных дел Вячеслав Молотов, «всесоюзный староста» Михаил Калинин и преемник вождя Георгий Маленков, после ухода на покой ставший пономарём в одном из московских храмов. И этим функционерам не раз приходилось отстаивать свои убеждения (да и руководящие кресла тоже, чего там) в идеологических спорах с воинствующими атеистами во власти – от Троцкого до Хрущёва.
Именно Сталин в годы войны выделил на восстановление церквей миллионы рублей из бюджета, приказал основать православную газету и вернул церкви сотни отнятых Троцким храмов, в том числе и Троице-Сергиеву лавру.Лето 1923 года. Ещё жив Ленин, перенёсший третий инсульт, но в стране всем уже заправляет глава Реввоенсовета и народный комиссар по военным делам Троцкий – с подачи больного вождя мирового пролетариата. Это пик карьеры основателя и главного идеолога Коминтерна – все нити управления страной сосредоточены в его руках. Пойти наперекор воле Троцкого – подписать самому себе смертный приговор. Троцкий не просто воинствующий атеист – он настоящий ненавистник православия. С его личных санкций уничтожены сотни храмов и расстреляны тысячи священнослужителей. И в этот момент появляется циркулярное письмо ЦК Компартии за номером 30 – «Об отношении к религиозным организациям». Подписал его секретарь ЦК Сталин. В письме говорилось: «Издевательство над предметами веры и культа взамен серьёзного анализа и объяснения не ускоряют, а затрудняют освобождение трудящихся масс от религиозных предрассудков». Далее Сталин приводит целый ряд фактов репрессий и надругательства над православными святынями и резюмирует: «Воспретить закрытие церквей, ликвидацию молитвенных помещений, аресты «религиозного характера», а всю ответственность за проведение в жизнь данной директивы предлагает «возложить на секретарей губкомов, обкомов, облбюро, национальных ЦК и крайкомов ЛИЧНО». Троцкий был в бешенстве. Впервые партийное руководство пошло наперекор воле неформального главы государства – его, Троцкого, воле.
Сталин был в шаге от восстановления Третьего Рима
Не так давно в храме Святой равноапостольной Великой княгини Ольги в Стрельне под Петербургом появилась икона блаженной Матроны Московской, на которой изображён Иосиф Сталин в полный рост. Странно, не так ли? Говорят, что в начале войны вождь встречался с блаженной Матроной и просил её благословения. «Ты один останешься в городе, всех отправляй, а город не сдавай, – напутствовала Сталина Матрона. – Не сдавай – и не сдашь!» Настоятель храма, водрузивший у себя икону с генералиссимусом, игумен Евстафий (Жаков), заявляет в этой связи следующее: «Я верю двум патриархам – Сергию и Алексию Первому. Они оба считали совершенно определённо: Сталин был глубоко верующим человеком». И, несмотря на то что в среде исследователей нынче в ходу мнение о том, что-де вождь преднамеренно использовал высшие церковные круги для ещё большего подчинения себе народа, есть и другое, отличное мнение. Телохранитель Сталина Юрий Соловьёв вспоминал, что не раз видел вождя молящимся в церкви. Сын Василия Сталина Александр Бурдонский писал о том, как его дед исповедовался и чего это стоило исповеднику после смерти вождя: «Священника трясли при Хрущёве со страшной силой, но он ничего не сказал». А приёмный сын генералиссимуса Артём Сергеев называл своего отца богобоязненным и даже набожным.
По теме
Крупный бизнесмен Михаил Гуцериев назвал главу Большого московского цирка Эдгарда Запашного хамом, а также заявил, что обратится в суд в связи с его жалобой президенту на открытие площадки для выступлений канадского Cirque du Soleil в России.
Судить можно не только по свидетельствам близких людей, но и по поступкам самого Сталина. Именно он окончательно запретил ликвидировать церкви и отменил печально знаменитый ленинский указ «О борьбе с попами и религией». Именно с подачи Сталина Московская патриархия инициировала передачу «права чести» Первого, то есть Вселенского, Патриарха – от Константинопольского к Московскому и всея Руси. Этот грандиозный геополитический проект сорвал лично Никита Хрущёв после смерти вождя – как раз тогда, когда двое из четырёх восточных патриархов уже были готовы поддержать идею признания Москвы как Третьего Рима. За период с 1939 по 1952 год не было созвано ни одного партийного съезда – зато в тот же период была восстановлена в своих правах Патриархия и проведено целых три Поместных собора.
Вождь боролся с деятелями искусства, глумящимися над православием
Восстановление патриаршества и амбициозные цели, поставленные вождём перед РПЦ, – всё это будет уже после войны. А в 30-х Сталин не раз вступался за церковь – в основном приструнивая наиболее ретивых атеистов от культуры и искусства. В 1933 году, узнав от главы ОГПУ Вячеслава Менжинского, что Совнарком готовит постановление о массовом сносе церквей, Сталин пишет его главе Вячеславу Молотову: «Планы архитектурных застроек предусматривают снос более чем 500 оставшихся строений храмов и церквей. ЦК считает невозможным проектирование застроек за счёт разрушения храмов и церквей, что следует считать памятниками архитектуры древнего русского зодчества».
В 1936 году по распоряжению высшего партийного руководства была запрещена пьеса Демьяна Бедного «Богатыри» с потрясающей формулировкой: «за глумление над Крещением Руси». Россию в своём спектакле «деятели искусства» показали, по словам Сталина, «сосудом мерзости и запустения», а «лень и стремление сидеть на печке представили как национальную черту русских».
Говорят, что именно после скандала с «Богатырями» Сталин распорядился согласовывать с ним все театральные и кинопостановки, в которых фигурирует Православная церковь.
В войну священники служили пулемётчиками и разведчиками
Но окончательно сблизила Сталина с церковью, разумеется, Великая Отечественная, священная война. 22 июня 1941 года патриарший местоблюститель митрополит Сергий совершил молебен о даровании победы русскому воинству и призвал всех православных подняться на защиту Родины. Аналогичный молебен на следующий день провёл митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий. Сложно сказать, согласовывались ли эти молебны со Сталиным, но, как считают некоторые историки, без его прямого указания – или просьбы – дело явно не обошлось. И церковь, как могла, помогала советским воинам: на собранные священниками средства были построены танковая колонна «Дмитрий Донской» и авиаэскадрильи «Александр Невский» и «За Родину».
Когда армии вермахта стояли под Москвой, Сталин попросил своего личного пилота Александра Голованова облететь город и взял с собой на борт чудотворную икону Тихвинской Божией Матери. А накануне прорыва Ленинградской блокады икону Казанской Божией Матери пронесли по всем воинским частям, готовившимся к боевой операции. Кстати, церковные службы велись и в блокаду – из 50 ленинградских священников 20 умерли от голода, а тех, кто выжил, позже представили к медали «За оборону Ленинграда». А служили священники вопреки традиционным представлениям не только в храмах, но и в полевых условиях – в промежутках между боями. Будущий митрополит Калининский и Кашинский Алексий (Коноплёв) был пулемётчиком, а архиепископ Минский и Могилёвский Василий (Ратмиров) воевал в разведке, выполняя особо важные задания на оккупированных врагом территориях. Архиепископ Тамбовский и Мичуринский Лука (Войно-Ясенецкий) в годы войны спас немало жизней, работая военным хирургом, и в 1946 году получил Сталинскую премию. Около сотни священнослужителей, оставшихся на оккупированной территории, получили медали «Партизану Великой Отечественной войны», а ещё полсотни батюшек удостоились награды «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Главной же заслугой Сталина перед церковью, безусловно, стало восстановление патриаршества. В 1943 году состоялась встреча Сталина и митрополита Сергия, на которой было принято решение избрать Патриарха и восстановить Священный синод. На Поместном соборе 12 сентября 1943 года 3 митрополита, 11 архиепископов и 5 епископов избирали Патриарха всея Руси – им стал митрополит Сергий. Для связи между правительством и церковью был создан Совет по делам Русской православной церкви во главе с генералом НКВД Георгием Карповым. Только с января по ноябрь 1944 года открылось порядка двух сотен церквей. Такой вот исторический курьёз – православный император Пётр I запретил избрание патриарха, делегировав его полномочия Священному синоду, а восстановил патриаршество коммунистический вождь Иосиф Сталин.
Так зачем это было нужно "добрым и великодушным" англичанам , всю свою историю пекущихся о "благополучии" народов земли? Зачем это было нужно мелкобритосам, посадившим в свое время на опиум весь Китай? Зачем им возстановление логически закончившей свою историю церкви, уничтоженной Богом в 1917году? Зачем было нужно наглосаксам возстанавливать этот завершившийся этап в жизни рускаго народа?
Мне кажется у меня есть ответ на этот вопрос -
ДЛЯ ОБРЕТЕНИЯ КОНТРОЛЯ НАД НАСЕЛЕНИЕМ СССР, А ПОЗЖЕ И России , ПОСРЕДСТВОМ почившей в Бозе "СТАРОЙ ВЫВЕСКИ".И похоже что именно сейчас мы подходим к завершающему этапу этого действа.
История восстановления Московской патриархии Сталиным в 1943 году
Со дня знаменитой встречи вождя с православными иерархами прошло более 60 лет.
Сталин выделил Патриархии здание в Чистом переулке, которое ранее занимал германский посол Шуленбург
Летом 1942 г., когда Красная Армия терпела сокрушительные поражения в Крыму, в районе Харькова, под Воронежем и в Донбассе, когда ударная группировка немецких войск прорвалась в большую излучину Дона, в Москве готовилось роскошное издание книги, само название которой звучало более чем претенциозно: «Правда о религии в России». 16 июля 1942 г. книга была подписана к печати и вскоре издана тиражом 50 тыс. экземпляров.
Накануне
«Правду о религии в России» готовили к публикации в типографии бывшего «Союза воинствующих безбожников», по оплошности оставив гриф антирелигиозного издательства на части тиража. Предназначавшаяся преимущественно для распространения на Западе (в США, Англии, Швеции), на Ближнем Востоке и за линией фронта, книга имела некоторое распространение и в СССР, изумляя многочисленных атеистов, воспитанных в 1920-1930-х гг. в духе непримиримой классовой борьбы с «клерикальными пережитками».
Изумляться, действительно, было чему. Впервые за долгие годы Русской Православной Церкви дали возможность громогласно заявить о себе, публично указав мировой общественности, что свобода совести - неоспоримый факт конфессиональной жизни в СССР, что в советской стране никто и никогда не покушался на права верующих, а наказания и преследования затрагивали только клириков, выступавших против «народной власти». «Нет, Церковь не может жаловаться на власть, - писал в книге Патриарший местоблюститель и Московский митрополит Сергий (Страгородский). - В нынешнем (1942 г. - Прим. С. Ф.) году праздник Пасхи прошел при исключительных обстоятельствах. Над страной нависли грозные тучи. Она терпит лютое нашествие фашистов. Москва на осадном положении. Тем не менее правительство, идя навстречу желаниям верующих, в пасхальную ночь разрешило совершение богослужения в 12 часов ночи, хотя это было сопряжено с большим риском. Так где же гонение на Церковь?». Действительно, где же гонение?!
О гонении
За 15 лет до того, 29 июля 1927 г., митрополит Сергий подписал знаменитую «Декларацию», которая стала ценой легализации Православной Церкви в СССР. В «Декларации» указывалось, что, оставаясь православными, необходимо помнить долг быть гражданами СССР, радоваться успехам Родины и огорчаться ее неудачам. Но главное было не в словах. Именно тогда власти добились от Сергия и его Синода права контролировать кадры духовенства. Осуществление контроля над Церковью со стороны безбожной власти - принципиальная победа большевиков на «религиозном фронте», многое предопределившая на десятилетия вперед.
Правда, тогда судить об этом было преждевременно: оставалась надежда, что после «церковной капитуляции» советская репрессивная машина если не остановится, то, по крайней мере, ослабит свои обороты. Ничего подобного не произошло. 1930-е годы стали для Русской Церкви (как и для других религиозных организаций СССР) роковым временем. Считается, что к 1941 г. за веру было репрессировано 350 тыс. православных (из них не менее 140 тыс. священнослужителей). Особенно большую кровавую жатву собрал 1937 год: тогда было арестовано около 137 тыс. православных, причем 85,3 тыс. их них расстреляли.
Разумеется, в то время арестовывали и расстреливали не только сторонников митрополита Сергия («сергиан»), но также и его противников «справа» (иосифлян, григориан, катакомбников) и «слева» (обновленцев). С религией решили покончить в кратчайшие сроки. К началу Второй мировой войны без учета присоединенных в 1939 - 1940 гг. Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии и Бессарабии в СССР было не более 300 - 350 действовавших православных храмов. В 25 областях России не было ни одной церкви, в 20 - от одной до пяти. Комментировать здесь нечего: власти откровенно демонстрировали, что лояльная Церковь им так же не нужна, как и не признающие ее нелегальные религиозные структуры.
Новая ситуация и старые проблемы
Можно предположить, что для большевистского руководства, прежде всего для Сталина, вопрос о постепенном отходе от прежней схемы решения «религиозного вопроса» первой половины 1930-х годов в СССР стал актуальным уже после всесоюзной переписи населения 1937 г. Тогда, проверяя тезис об отмирании в стране победившего социализма веры в Бога, в опросные листы был включен и пункт о религии. Из 97,5 млн. ответивших более 55 млн. (56,7%) заявили о своей вере в Бога! Учитывая, что тогда «классовая борьба» была в разгаре, что богоборчество официально поддерживалось мощью не только идеологической, но и репрессивной машины, подобное обстоятельство выглядело для властей удручающе.
Накануне крупной войны организационный разгром крупнейшей религиозной конфессии СССР мог оказаться политически невыгодным и привести к самым неприятным последствиям. Конечно, результаты переписи можно было пересмотреть (что достаточно быстро и осуществили), но заставить десятки миллионов людей пересмотреть свои мировоззренческие позиции - едва ли. К тому же осенью 1939 г. и летом 1940 г. в результате расширения территории Советского Союза его гражданами стали 7,5 млн. православных, не знавших советского варианта свободы совести. Быстро провести чистки и уничтожить религиозные святыни новых граждан было бы политически ошибочно и технически трудно.
Таким образом, в СССР накануне Великой Отечественной войны оказалось 64 православных монастыря и 3350 храмов. Организационно они оказались в подчинении митрополита Сергия - лояльного гражданина социалистической Родины. За весь период руководства легальной Православной Церковью с 1927 г. митрополит Сергий практически ни разу не пошел против интересов безбожных властей, отвергая (когда большевикам было нужно) сам факт гонений на веру. Без преувеличения можно сказать, что к началу 1940-х гг. он сумел сохранить лишь подобие церковной организации, ибо принципы, на которых власти в 1920-е гг. допустили официальное существование Православной Церкви «тихоновского направления» (как тогда говорили), в дальнейшем оказались самими же властями попраны.
Советская власть отказывала Церкви во взаимности и не отвечала на верноподданнические заверения ее священноначалия. Да и православных иерархов в СССР накануне войны осталось всего четверо: митрополит Московский и Коломенский Сергий (Страгородский), митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), управляющий делами Патриархии архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский) и управляющий Новгородской и Псковской епархиями архиепископ Николай (Ярушевич). После присоединения новых территорий Сергий (Воскресенский) был отправлен в Прибалтику, а в марте 1941 г. возведен в сан митрополита. Так же изменились полномочия архиепископа Николая: в 1940 г. его назначили экзархом Западной Украины и Белоруссии, а в марте 1941 г. он стал митрополитом.
Экзарх Латвии и Эстонии митрополит Сергий (1897-1944) вскоре после начала Великой Отечественной войны остался на занятой немцами территории, заявил о своей лояльности оккупационным властям и, разумеется, в дальнейших церковно-политических «комбинациях» сталинского руководства участия не принимал. Оставшиеся же в СССР митрополиты Сергий (Страгородский), Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич), напротив, стали главными действующими лицами разворачивавшихся тогда событий.
Особенно значима была роль Сергия (Страгородского) (1867-1944 гг.), человека несомненных дарований и большого честолюбия. Судьба этого иерарха поистине удивительна: он был председателем Религиозно-философских собраний в Санкт-Петербурге (1901-1903 гг.); был знаком с Григорием Распутиным; с 1905 г. регулярно вызывался для участия в заседаниях Святейшего Синода. После Февральской революции 1917 г. он оказался единственным «царским синодалом», вошедшим в «обновленный» революционным обер-прокурором В.Н. Львовым Синод. После появления в 1922 г. обновленческого движения Сергий одним из первых архиереев поддержал церковных самозванцев, но через несколько месяцев принес Патриарху Тихону покаяние и был принят в Церковь с сохранением сана.
Церковь и Отечественная война
22 июня 1941 г., узнав о немецком вторжении, митрополит Сергий сразу же пишет послание «Пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», в котором безоговорочно заявляет о поддержке властей в предстоящей борьбе, напоминая православным о вождях русского народа - святых Александре Невском и Димитрии Донском. В любое другое время несанкционированное обращение к верующим могло стоить митрополиту головы. Однако в условиях разгоравшейся войны все прошло без последствий.
Сталин в своих первых военных выступлениях повторил пассажи сергиевского послания. 3 июля 1941 г. прозвучало необычное для коммунистического лидера обращение «братья и сестры» (наравне с «товарищами» и «гражданами»). Выступая на традиционном параде Красной Армии 7 ноября 1941 г., Сталин впервые упомянул героев прошлого: «Пусть вдохновляет вас в этой войне, - говорил вождь, обращаясь к армии, - мужественный образ наших великих предков - Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!». Трудно сказать, использовал ли Сталин сергиевскую «подсказку», но очевидные совпадения митрополичьего послания и сталинской речи налицо.
Как бы то ни было, факт остается фактом: в 1941 г. вождь не был заинтересован в атеистической пропаганде. Единство народа перед лицом серьезной внешней угрозы не пустой звук. В подобных условиях не принять протянутую Сергием руку являлось верхом политической близорукости. А Сталин был прежде всего прагматик. Он прекрасно знал, что на захваченной территории немцы не препятствовали возрождению церковной жизни, что религиозный фактор учитывался гитлеровским руководством, и не хотел отдавать своим врагам такой козырь.
«Внешний фактор»
Сталин , как известно, активно добивался открытия Второго фронта, надеясь на военную помощь США и Англии. 1942 год стал временем, когда эти надежды стали постепенно оформляться в дипломатические акты. Советский диктатор знал о том, что Рузвельт интересовался состоянием «религиозного вопроса в России» и что положение Русской Православной Церкви весьма интересует английских союзников СССР .
Книга «Правда о религии в России», таким образом, должна была стать первым шагом на пути конструирования «правильных» (для общественного мнения Запада) церковно-государственных отношений в СССР. Однако остановиться лишь на пропагандистском моменте Сталин не мог: Запад должен был не только прочитать, но и услышать о положении верующих в России непосредственно от иерархов крупнейшей в стране Церкви. Подготовка такой встречи была делом непростым, но игра очевидно стоила свеч.
В начале осени 1943 г. руководители стран антигитлеровской коалиции (США, Англии и СССР) готовились к первой встрече в Тегеране. На эту встречу Сталин возлагал большие надежды, связанные с открытием Второго фронта. Стремясь воздействовать на союзников, советский диктатор использовал общественные движения Англии и США, в том числе и английский Объединенный комитет помощи Советскому Союзу. Во главе этого комитета тогда находился «красный настоятель» Кентерберийского собора Хьюлетт Джонсон, давний друг СССР и один из наиболее влиятельных клириков Англиканской Церкви. Джонсон рассматривался Сталиным в качестве важного партнера, который мог повлиять на процесс сближения позиций союзников.
Руководство Англиканской Церкви еще летом 1943 г. выразило желание посетить Москву. Накануне Тегеранской конференции подобный визит оказывался как раз кстати. Но для того, чтобы он прошел на высшем уровне, предпочтительнее было бы организовать встречу англиканской делегации не с местоблюстителем, а с Патриархом. Избрание Предстоятеля РПЦ после 18-летнего перерыва сразу показало бы союзникам, что в СССР православие пользуется всеми атрибутами самостоятельной конфессии, не испытывая государственного прессинга.
Зная, что конференция намечена на конец ноября, надо было торопиться, дабы успеть не только «продемонстрировать» Патриарха, но и получить политические дивиденды от этого «просмотра». Так сентябрь 1943 г. стал новой вехой церковно-государственных отношений в СССР.
Встреча в Кремле и избрание Патриарха
Для проведения новой политики в отношении Церкви нужно было определить, какой государственный орган будет претворять ее в жизнь. Сталин пришел к вполне логичному заключению, что эффективнее всего этим сможет заняться Наркомат государственной безопасности, созданный в апреле 1943-го.
С августа 1943 г. переговоры между представителями НКГБ и Московской Патриархии велись достаточно интенсивно. Тогда же Сергию (Страгородскому) разрешили вернуться в Москву из Ульяновска, где митрополит находился в эвакуации с конца 1941 г.
4 сентября в столице находились также и митрополиты Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич), еще в 1942 г. введенный в Чрезвычайную государственную комиссию по выявлению и расследованию немецких преступлений.
В тот день Сталин находился на своей даче в Кунцево, где обсуждал церковные вопросы с Георгием Маленковым и Лаврентием Берией, а также с полковником госбезопасности Георгием Карповым, с 1940 г. возглавлявшим 3-й отдел 5-го управления НКВД. Этот отдел занимался церковными делами в центральном аппарате наркомата. Вождь интересовался нуждами Русской Православной Церкви, бытом иерархов, расспрашивал о Патриархе Тихоне. Однако больше всего Сталина волновали внешнеполитические связи РПЦ.
Сегодня среди исследователей практически нет сомнений в том, что Сталин хотел превратить Русскую Церковь в своеобразный центр международного православия, который устраивал бы Кремль и отвечал его внешнеполитическим амбициям. Собственно, в Кунцеве и были принципиально решены основные вопросы церковной жизни.
Сразу же после встречи со Сталиным Карпов созвонился с митрополитом Сергием и сообщил ему, что правительство готово принять иерархов, когда они захотят: сегодня, завтра или в любой другой день. Разумеется, митрополит ответил, что они согласны приехать немедленно. Поздно вечером в Кремле митрополиты Сергий, Алексий и Николай встретились с тем, кто всего за несколько лет до этого совершенно сознательно позволял уничтожать Церковь. Сталин поблагодарил иерархов за патриотическую деятельность и поинтересовался проблемами Церкви. Митрополит Сергий поднял вопрос об избрании Патриарха, для чего, по его мнению, необходимо было созвать Поместный Собор. Сталин, естественно, проявил полное понимание, указав только, что в данных условиях лучше всего созвать не Поместный, а Архиерейский Собор. Власти спешили и даже предложили Сергию «проявить большевистские темпы» в деле организации этого Собора, обещая всемерную помощь и поддержку. В итоге было принято совместное решение об открытии Собора 8 сентября.
Сталин считал необходимым воссоздать духовные академии и семинарии, но местоблюститель был вынужден отказаться, полагая, что на тот момент у Церкви хватит сил лишь на богословские курсы. Легко был решен и вопрос об издании Журнала Московской Патриархии: власть, давно сломившая даже намек на сопротивление, могла не опасаться, что в церковном журнале появятся материалы, в которых она не заинтересована. Сталин не возражал даже против того, чтобы советские власти рассмотрели список репрессированных клириков на предмет возможной реабилитации. Не забыл он и «квартирный вопрос», выделив Патриархии здание в Чистом переулке, которое ранее занимал германский посол Шуленбург. Тогда же митрополиты были проинформированы о создании Совета по делам РПЦ во главе с Георгием Карповым.
8 сентября 1943 г. 19 иерархов, некоторые из которых были недавно освобождены из мест заключения, избрали нового Патриарха. Им стал митрополит Сергий (Страгородский). Через шесть дней было принято постановление об организации Совета по делам РПЦ. После многих лет репрессий подобные изменения в религиозной жизни воспринимались как начало новой эры. Ныне покойный архиепископ Михаил (Мудьюгин) вспоминал, что после сообщения в «Известиях» о встрече в Кремле некоторые партийные чиновники пребывали в шоке, спрашивая: «Что же, нас теперь заставят в церкви молиться?». Никто их молиться не заставил, и вскоре это стало ясно даже самым наивным.
Проблема заключалась в ином. Власть, когда ей потребовалось, призвала Православную Церковь себе на помощь, и Церковь сразу же откликнулась, самостоятельно озаботившись моральным прикрытием этого странного, на первый взгляд, призыва бывших гонителей. «Пусть Церковь была отделена от государства, - писали церковные биографы Патриарха Сергия вскоре после окончания Великой Отечественной войны, - но в этом отделении она обрела духовную свободу, не стесняемую никакой государственной опекой. Пусть государство считает религию частным делом, но для православных русских людей интересы веры неразрывно связаны с развитием, силой и славой Родины. Так наметились в сознании верующих основы взаимных отношений между Церковью и государством. Историческим выражением этого сознания и явился прием трех митрополитов главой советского государства И. В. Сталиным 4 сентября 1943 года».
Зачем государству вспоминать свои прошлые ошибки и преступления, если их не просто прощают, но и оправдывают, если сам новоизбранный Патриарх Сергий в своем послании 1943 г. заявил, что «явил нам Господь Свою благодеющую Десницу в истекающем государственном (!) году и тем, что «возглаголал в сердце правителей наших благое и о Церкви Своей Святой», что и привело к восстановлению у нас патриаршества». Откровеннее не скажешь. От «симфонии», как видим, отказываться трудно, хотя большевистская «симфония» не только изначально порочна, но и кощунственна: ведь от своих стратегических целей - построить безбожное государство - коммунисты никогда не отказывались.
Между прошлым и будущим
Спаянность с политической системой всегда дорого обходилась Православной Церкви в России. Не будем забывать, что в том же 1943-м «государственном» году было репрессировано более тысячи священнослужителей, из которых 500 человек казнили. Советское государство не стало и не могло по своей природе стать «истинным другом» Церкви, хотя иногда помогало ей восстановить «единство», как это было, например, в 1946 г. при ликвидации унии в Западной Украине.
Впрочем, после 1943 г. существование Русской Православной Церкви осложнялось не только тем, что она стала заложницей советских внешнеполитических планов, но и необходимостью публично оправдывать враждебный ей строй. Советскую систему было необходимо не только принимать, но и оправдывать. Отсутствие четкой грани между патриотизмом и верностью церковным принципам скорее не вина, а беда тех, кто шел вслед за Патриархом Сергием, часто вынужденно помогая созиданию «королевства кривых зеркал». Его крах в 1991 г. вполне естественно стал началом высвобождения Церкви от государственной опеки и приобретения ею опыта «не-симфонического» существования.
Слишком тесные государственные «объятия», даже если это объятия друга, неизбежно станут для Церкви политическим обручем. Это, думается, и есть главный вывод, который стоит сделать, вспоминая кремлевскую встречу 1943 г.
Сергей Львович Фирсов - профессор Санкт-Петербургского государственного университета.
Мне нередко задавали вопросы о роли Русской Православной Церкви в годы войны.
По материалам того времени знаю: Церковь, во главе которой после смерти патриарха Тихона, не будучи патриархом, стоял владыка Сергий, в годы войны играла важную роль в подъеме духа и сплочения не только верующих на борьбу с фашизмом. Тысячи священников воевали на фронте, многие были в партизанских отрядах. Остававшиеся в приходах, служили в храмах, призывая верующих к стойкости и несгибаемости, чтя и увековечивая память о погибших в боях за Родину. Церковь, как весь народ, собирала средства. На них армия вооружалась танками и самолетами. Память о тех днях хранят танки, сохраняемые в Донском монастыре.
Позиция Церкви создала условия уже с 1942 года изменить отношение к ней партийных и государственных органов. Предложение о восстановлении Патриаршества и возрождении структуры Русской Православной Церкви в стране было рассмотрено у Сталина и получило одобрение.
Существует мнение, что оно возникло и из опасений создания Патриархата на оккупированной немцами территории, но подтверждений этому нет. Да и трудно поверить, чтобы, ставя задачу ликвидации и порабощения славянства, гитлеровцы такую идею вынашивали.
Однако Сталин торопливости в осуществлении указанной цели не проявлял. Да и год 1942-й был нелегким. После победы под Сталинградом положение изменилось, и уже в мае началась подготовка к проведению Поместного Собора.
Состоялся он в сентябре в Троице-Сергиевой лавре. Патриархом был избран Сергий. Это было воспринято с большим одобрением в массах населения, и даже мы, юнцы, далекие от Церкви, с интересом наблюдали процесс возрождения храмов, доброго отношения к священникам, растущего уважения к авторитету митрополитов Алексия, много сделавшего в годы блокады Ленинграда, Крутицкого и Коломенского Николая и других. Некоторые сведения по этой теме можно найти в книге Павла Судоплатова, известного чекиста, руководившего в годы войны разведывательной работой на оккупированной территории. В частности, рассказывая об операциях «Монастырь» и «Послушник», он говорит: «…Мы в то же время успешно противостояли попыткам псковских церковников, сотрудничавших с немцами, присвоить себе полномочия по руководству приходами русской православной церкви на оккупированной территории». (Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы. М., 2003. ОЛМА-ПРЕСС. С. 252.)
Спокойно относились к верующим и на фронте. Надо сказать, что у многих солдат и офицеров нередко среди документов хранились записки с молитвами. Также такие записки хранились и в партийных, и в комсомольских билетах. Погибших никто за такое хранение не осуждал.
В итоге скажу: Церковь внесла немалую и важную лепту в нашу победу.
Правда, рассказ об иконе, якобы поднятой на самолете над Москвой во время битвы за столицу, должен жить, но не как исторический факт.
СЕРГИЙ (до пострижения в монахи в 1890 г. - Иван Николаевич Страгородский; 1867–1944) - Патриарх Московский и всея Руси (с сентября 1943 г.). С 1934 г. митрополит Московский и Коломенский, одновременно в 1937–1943 гг. Патриарший Местоблюститель, возглавлявший Русскую Православную Церковь. 22 июня 1941 г. обратился с посланием к духовенству и верующим с призывом помогать в защите Родины. Всего за годы войны было 23 таких послания. Руководил работой Церкви по сбору средств в Фонд обороны.
АЛЕКСИЙ (Симанский Сергей Владимирович; 1877–1970) - Патриарх Московский и всея Руси с 1945 г. В 1899 г. окончил юридический факультет Московского университета. Служил в гренадерском полку. В 1900–1904 гг. учился в духовной академии в Москве. С1902 г. монах. С 1913 г. епископ Тихвинский. С 1932 г. митрополит Новгородский. С 1933 г. митрополит Ленинградский. В 1943–1945 гг. митрополит Ленинградский и Новгородский. Участник деятельности Церкви по сбору средств в Фонд обороны и борьбы за мир.
Историческое и экклезиологическое значение встречи Сталина с тремя архиереями в Кремле и последовавшего собора до сих пор получает очень разные оценки. Одни усматривают в событиях 1943 года возрождение церкви (сам термин «второе восстановление патриаршества» отсылает к «первому восстановлению» в 1917 году). Другие с пренебрежением говорят об учреждении «сталинской церкви». Участники конференции, приуроченной к 70-летию «второго восстановления патриаршества», постарались увидеть это событие в исторической перспективе, поговорить о том, что ему предшествовало и к каким последствиям в современной жизни церкви оно привело.
Сейчас широко распространена точка зрения, что именно восстановление патриаршества стало главным деянием Собора 1917 года. Хотя на самом Соборе единогласия в этом вопросе не было, многие люди действительно связывали с патриаршеством надежду на самостоятельность церкви. Однако оно было скорее символом такой независимости и соборности. Так, 34 Апостольское правило, которое было использовано как аргумент для восстановления патриаршества в 1917 году, не даёт безусловных канонических оснований для введения этой формы управления. Сформулированное в Римской империи, оно лишь закрепляло за каждым из народов право иметь своего национального первого епископа, о чем и говорят слова: «епископам всякого народа подобает знати первого из них».
Решение об избрании патриарха, которое принималось в условиях государственного переворота и гражданской войны, не было безупречным и с процедурной точки зрения. В голосовании смогли принять участие меньшинство участников Собора, предварительно не были определены права и обязанности будущего патриарха.
«Патриаршество - неясный термин, который никак себя не проявил в истории Русской церкви», - сказал протоиерей Георгий Митрофанов, заведующий кафедрой церковной истории СПбДА. Каждое «патриаршество», начиная с 1589 года, имело новый смысл, а реальное значение патриархов мало чем отличалось от значения предстоятелей, не имевших такого титула. К XX веку у Русской церкви практически не было опыта независимого, канонически определенного в традиции предстоятельства и воплощённой в конкретных институтах или церковных постановлениях соборности.
1943 год узаконил тот тип церковно-государственных отношений, когда для легального существования церковной структуре нужно было беспрекословно слушаться всех рекомендаций власти, причём транслируя и обосновывая их от своего имени, не ссылаясь на светскую власть. События 1943 года были подготовлены и многовековой историей, и рядом тяжёлых компромиссов, на которые пошёл митрополит Сергий (Страгородский), после смерти патриарха Тихона в 1925 году ставший заместителем находившегося под арестом патриаршего местоблюстителя митрополита Петра (Полянского), а в конце 1936 года фактически сделавший себя патриаршим местоблюстителем. «Представитель церковной иерархии, присвоивший себе права её предстоятеля, пошёл на компромисс с властью, которая ставила своей задачей уже не просто уничтожение церкви, а использование недоуничтоженной церкви в своих антихристианских интересах, - охарактеризовал отец Георгий Митрофанов этот шаг митрополита Сергия. - При таком положении уже не нужно никаких внешних сил. В сознании многих священнослужителей начинает взращиваться свой внутренний уполномоченный, который в конечном итоге начинает менять церковную жизнь изнутри».
«Перевоспитание» уцелевших к 1943 году архиереев и священников ссылками и каторгами и непрестанная забота совета по делам РПЦ о подготовке новых церковных кадров в соответствии с потребностями советской власти принесли свои плоды. В облике церкви стали проступать советские черты. Появились табуированные темы, в число которых попали прежде всего те, с которыми в 1917 году связывалось обновление церковной жизни, - темы проповеди, языка богослужения, роли мирян в церкви. Была выстроена жёсткая «вертикаль власти» при полном недоверии к церковному народу.
Был ли митрополит Сергий родоначальником «сергианства» как особого типа отношений между церковью и государственной властью или он продолжал действовать в той логике, в которой столетиями развивалась церковная жизнь? Мог ли иерарх церкви, изначально воспринявшей византийскую модель взаимоотношений с государством, поступить по-другому? Был ли иной ответ на беспрецедентно жёсткие исторические условия внутри константиновской парадигмы церковной жизни? На протяжении веков Русская церковь существовала как бы в двух планах - реальном и символическом. Сама идея симфонии, идея христианского государства - символична, поскольку, как заметил заведующий кафедрой богословских дисциплин и литургики СФИ Давид Гзгзян , не может быть христианского государства, перед государством просто не стоит задача воплощения евангельской максимы, которая стоит перед церковью. Тогда как антихристианское государство, как показала история, вполне осуществимо.
Главное значение Собора 1917-1918 годов в том, что он стал едва ли не единственной в истории Русской церкви попыткой отреагировать на крах многовекового константиновского периода, связанного с определённым взглядом на её отношения с государством, убеждён ректор СФИ священник Георгий Кочетков . Собор впервые за много столетий вспомнил о церкви как о Церкви, попытался перевести стрелки часов на новую историческую эпоху. «Второе восстановление патриаршества» в 1943 году совершило разворот, стало страшной попыткой вернуться к идее симфонии, не оправданной реалиями жизни.
Характерен документ 1945 года, зачитанный заведующим кафедрой церковно-исторических дисциплин СФИ кандидатом исторических наук Константином Обозным , - статья митрополита Вениамина (Федченкова), в 1920-е годы резко критиковавшего советскую власть. Он пишет уже о Поместном соборе 1945 года, избравшем патриарха Алексия I, и даёт такую характеристику председателю совета по делам РПЦ генерал-майору НКГБ Георгию Карпову: «Это верный представитель государственной власти, как и подобает ему быть таковым. Но сверх сего и лично это - человек совершенно искренний, откровенный, прямой, твердый, ясный, почему он сразу внушает всем нам доверие к себе, а через себя и к советской власти… Он, как и вообще правительство, открыто желает помочь Церкви в устроении её на началах Советской Конституции и в согласии с нуждами и желаниями церковного народа. Горячо верю и желаю ему полного успеха». Отец Георгий Митрофанов сравнил подобное мироощущение со стокгольмским синдромом: «Государство, которое физически не уничтожает церковь и даёт ей почетное место, для неё уже самое лучшее, будь то Золотая Орда, Турецкий султанат или СССР».
Еще одним следствием «второго восстановления патриаршества» можно считать то, что появился новый для православия тип церковного устройства - крайний клерикализм. «Трудно сказать, возник он в 1943 или в 1993 году, - сказал отец Георгий Кочетков . - Он как будто призван показать, как не надо жить в церкви. Может быть, если люди это увидят, то зададутся вопросом: а как надо? Когда читаешь о церковной жизни в дореволюционных изданиях, возникает впечатление, что мы живем в разных церквях, на разных планетах, а когда читаешь о древней церкви, - это еще одна планета. Вроде вера та же, Господь один, крещение одно, а церкви совершенно разные».
«Второе восстановление патриаршества» запустило в действие механизм, приведший к изменению представлений о норме церковной жизни. В постсоветском православии как будто не осталось места вере в церковь как в сообщество людей, объединенных евангельским откровением, как в собрание, реально, а не символически возглавляемое самим Христом.
В результате утраты церковью основополагающих принципов своего бытия, в ней стали давать о себе знать явления, которые участники охарактеризовали как «тёмную силу». В 1990-е годы она соединилась с определенными политическими силами и выплеснулась на страницах одиозных антихристианских СМИ, на псевдонаучных конференциях в духе «православного большевизма», в клеветнических коллективных письмах против церковнослужителей и иерархов. Именно с необходимостью ограничить действие этой «тёмной силы», порождённой советской властью, многие современные специалисты связывают централизацию церковной власти.
Участники семинара размышляли и о возможных путях преодоления в церковной жизни черт, которые она обрела в эпоху «второго восстановления патриаршества», в частности агрессии, обскурантизма, национализма, клерикализма, внутреннего и внешнего сектантства, недоверия, неверия и цинизма. В связи с этим разговор вышел на проблему духовного просвещения. «Чем более просвещённым становится христианин, тем более цельной становится его церковная жизнь и тем больше он может противостоять агрессии», - убеждён доктор исторических наук, профессор Сергей Фирсов (СПбГУ).
Однако что понимать под христианским просвещением? Можно ли его напрямую связывать с увеличением числа дипломированных священнослужителей? Протоиерей Георгий Митрофанов считает, что просвещение несводимо к образованию. Главное, чего не хватает в современной церковной жизни, в том числе и в духовных школах, - это изменение отношений между людьми. В церкви нужна проповедь не только словом, но и жизнью. С ним солидарен отец Георгий Кочетков , он связывает основную задачу христианского просвещения с изменением отношения к жизни, к человеку, к церкви, к обществу. Именно этой цели служит и подлинная катехизация, оглашение, в нормальном случае предшествующая духовному образованию, добавил он.
Подлинное просвещение, связанное с возвращением к евангельским основаниям церковной жизни, с усвоением и осмыслением разных пластов церковной традиции, способно возродить не только отдельного человека, но и целые сообщества людей, создать среду, в которой возможно преодоление болезней и постсоветской церкви, и постсоветского общества. Таков один из выводов, к которым пришли участники разговора.
XX век, связанный для Русской церкви с окончанием константиновского периода, открыл перед ней новые возможности. Впервые лишенная опоры на государство, она была поставлена перед вопросом, в чем реальные основания её жизни. По пророческому слову монахини Марии (Скобцовой), это «безбожное и нехристианское время вместе с тем оказывается как бы преимущественно христианским и призванным раскрыть и утвердить христианскую тайну в мире». Именно по этому пути раскрытия и утверждения пошли немногочисленные духовные движения типа общин и братств. «Второе восстановление патриаршества», судя по его историческим последствиям для церкви и страны, стало во многом движением против хода истории, однако христианство по своей природе не может уйти от диалога с исторической реальностью, и его поражения, может быть, яснее всего обозначают перед церковью новые задачи.